В самом верховье Каралезской долины, около дороги Красный Мак - Терновка, высится гора Мангуп. Она похожа на огромную четырёхпалую кисть руки великана с вытянутыми пальцами-бурунами (каменными мысами). Особенность этого массива в цепи Крымских гор второй гряды - высота и крутизна склонов - образует из него естественную крепость. Поэтому на плоской вершине горы в средневековье обосновалась столица христианского княжества Феодоро. Толстые стены по оврагам и 70-метровые скальные обрывы делали её почти неприступной.
Кроме дворцов, жилищных и хозяйственных построек, здесь было много церквей и монастырей. После взятия столицы турками в 1475 году она навсегда была стёрта с карты Крыма.
Жизнь на цветущем плато быстро угасала. Руины величия покрывались пылью столетий. Иногда эту пыль "стряхивали" археологи да романтики дальних дорог, сделав Мангуп неофициальной туристической меккой.
И вот на развалинах небытия через годы забвения пробился росток новой жизни.
В одном из монастырей, в монастырском комплексе Южном, ныне Благовещенский, поселились монахи, вновь обживая покинутую обитель. Туда мы и отправляемся.
Монастырский комплекс находится на южной стороне горы. Возник он на рубеже XIV-XV веков. Его расположение за пределами оборонительных стен наводит на мысль, что он создавался в мирное время.
К тому же он был труднодоступен, а ход к нему был потаённым. Современная известность к монастырю пришла благодаря фрескам, которыми были расписаны апсида, арка и фриз, окаймляющий алтарь. В конце пятидесятых годов XX века они были исследованы и частично реставрированы известным крымским археологом, искусствоведом Олегом Домбровским. Фрески практически уничтожены.
Дорога по лесистому оврагу Табана-дере, которой мы поднимаемся, приводит к южной оконечности мангупского плоскогорья. Далее нужно спуститься по расселине к основанию скального обрыва и по тропе двигаться на запад три-четыре сотни метров. Тропа эта называется Мышеловкой, потому что над нею между двух скал завис отколовшийся от основного массива огромный камень в несколько тонн весом. Под него нужно "подныривать" и дальше передвигаться на четвереньках с надеждой на лучший исход. После этого "чистилища" препятствий на тропе к монастырю уже не будет.
И вот большое углубление в скале. Это "прихожая" монастыря. На натянутой верёвке висят халаты и косынки для женщин-посетительниц, если их внешний вид не соответствует уставу монастыря. На лестнице-галерее, ведущей в среднюю часть скального массива, в местах обрушения внешней стены стоят жерди-перила, поставленные монахами.
По лестнице мы попали в огромный естественный грот. Он велик не столько глубиной и высотой, сколько шириной.
В дальнем западном углу грота - келья монаха. В ближнем к нам восточном углу, на самом краю обрыва, находилась небольшая пещерная церковь. Около неё на стене висели иконы, очевидно, не вместившиеся в тесное помещение церкви.
В глубине аккуратной поленницей были сложены дрова. Посредине этого каменного зала стоял длинный трапезный стол.
Было время обеда. За столом сидели настоятель пещерных храмов, приехавший из Красного Мака, монах, живущий здесь, в монастыре, один служитель церкви, а также несколько паломников, как мы потом узнали, приехавших, чтобы получить благодать и отслужить всенощную. Один монах прислуживал им за столом, другой читал выдержки из святых книг. Настоятель объяснял паломникам прочитанное. Мы извинились и сели на край обрыва этого грота в ожидании конца обеда, предавшись созерцанию открывшегося перед нами вида Ай-Тодорской долины. Сидеть было приятно, солнце светило мягко и бархатно. Мы смотрели как бы с облаков на кудрявые лесные дали, на сады, на дороги и тропки, по которым идут и едут по своим мирским делам люди-муравьи...┘
Обед закончился. Мы подошли к настоятелю и попросили показать фрески, из-за которых разгорелся когда-то нешуточный спор между краеведами и церковниками. Настоятель любезно согласился и прошёл внутрь помещения. Откинув полог, показал место, где когда-то были росписи. На сером каменном фоне в нескольких местах мы увидели небольшие пятна и штрихи с остатками потускневшей, едва отличимой от фона старой краски, - всё, что осталось от фресок. Замазали их надписи туристов, въевшиеся глубокими царапинами в стены алтаря. Вот вам и ответ всем противникам вселения в комплекс монахов, которые, мол, обосновавшись, нанесут ущерб старинным фрескам, испортят то, что осталось. Но если бы они и захотели это сделать, портить-то уже нечего!
Приходится только сожалеть, что возрождение крымского Афона началось поздно, когда безвозвратно утеряны многие ценности. А монахи могли бы уберечь, спасти, сохранить историческое и культурное наследие.
Всенощная проходила при свечах. Они были расставлены в больших и малых подсвечниках под иконами и выполняли не только культовое назначение, но при отсутствии других источников света освещали церковь и ту часть грота, в которой проходила служба. Люди, беззвучно повторявшие слова молитвы, иногда осеняли себя крестным знамением, от этого движения колебался воздух и пламя свечей то притухало, то разгоралось сильнее.
В широкий проём открытого зева грота была видна значительная часть ночного неба с горящими на нём звёздами. То ли из-за высоты, на которой находился монастырь, то ли из-за черноты неба они были крупными, яркими и настолько близкими к земле, что казалось, ещё немного и звёзды лягут на ночное плато этой древней горы.
Всенощная проходила несколько часов, в течение которых ночь набрала густые тёмные краски и слилась воедино с темнотой части грота, не освещённой свечами, и казалось, что это свечи мерцают на небе или, наоборот, вместо свечей под образами горят звёзды, откидывая дрожащие лучи на просветлённые лица людей.
И думалось: а на Земле ли ты находишься?
Валерий РЯБЦЕВ